и то же время, в одиннадцать вечера, он звонил по телефону Даниле и требовал рассчитаться по долгам.
– Никита, я клянусь, я найду эти 1200 рублей, надо кое-что продать, только мне нужна небольшая отсрочка, – шептал в трубку Данила, чтобы никого не разбудить.
– Сколько?
– Дней пять, я думаю.
– А если ты опять меня надуришь?
– Нет, я найду, точно найду, поверь!
– Пять дней, ты сам назвал срок. Не нарывайся на неприятности!
Федоров замкнулся в себе, не видя выхода из решения назревшей проблемы, перестал есть и спать, нервно слоняясь по квартире.
– Что с тобой? – пыталась заговорить с ним Марина.
– Не трогай меня, у меня неприятности.
– Какие? Может быть, я могу чем-то помочь?
– Марина, отстань от меня, чем ты мне можешь помочь?
– Не знаю, ты расскажи, тебе легче станет. Я же вижу, каким ты стал угрюмым и подавленным. Скажи мне, что случилось?
– Какая разница? Я сам решу свои проблемы, не доставай меня!
Даниле казалось, что если сейчас взять бутылку водки и надраться, проблемы отступят сами собой, но на завтра всё опять повторялось, только уже с больной головой.
Он попробовал устроиться на прежнюю работу на Борисовскую спичечную фабрику, но ему отказали из-за прошлых прогулов, обозвав ненадежным тунеядствующим элементом. К родителям обращаться было бесполезно, у них никогда не было таких денег, за бабушкин домик в деревне не дали бы и ломаного гроша, и Данила не придумал ничего лучшего, как утром купить бутылку дешевого портвейна и отправиться к товарищу по несчастью Гарику Василевичу.
– О! Смотрите, кто к нам пришел! Бить будешь или насиловать?
– с ироничной кривой усмешкой встретил Гарик утреннего гостя с портвейном.
– Что ты говоришь, Гарик, я пришел посоветоваться.
– У нас, разумеется, страна советов, мы всем бесплатно советы раздаем. Проходи. Я пить не буду, не могу больше.
Данила наткнулся в комнате на лежащую посередине разбитую люстру с привязанной к крючку веревкой и всё понял.
– Приходил?
– Приходил. Угрожал, а потом связал и на моих глазах трахнул мою младшую сестру. Данила, ты представляешь, ей только пятнадцать!
– Как же ты позволил?
– Со связанными руками и кляпом во рту особо не забалуешь.
Как жить теперь? После этого я как раз и пытался свести счеты с жизнью, но и тут невезуха – люстра упала вместе со мной! А девочка моя всё плачет по ночам! И заикаться начала!
– А сейчас она где?
– В школе.
– Что думаешь делать?
– Не знаю, в ресторане у парня одного хотел занять, но у него только тысяча есть.
– Ладно, бывай.
– А ты-то что хотел?
– Да ничего, все нормально, живи пока, Гарик, ищи выход…
Побывав у потухшего Гарика, Данила весьма доходчиво осознал, что Маза ни перед чем не остановится ради того, чтобы забрать выигранный куш. Надо срочно искать хоть какой-то выход, а для начала в целях безопасности рассказать обо всем Маринке, дабы берегла себя и Оксанку.
Данила бросился домой, перемыл всю грязную посуду, пропылесосил в квартире, прибрал за лежащим в комнате пьяным папашей и даже вынес мусор, но на часах было только четыре часа дня. До окончания Марининой работы оставалось томительных два часа, и Федоров решил сначала забрать из садика Оксанку, чтобы вместе с дочкой направиться к магазину.
– Даня, а чё ты так лано меня забилаешь? – с раскрасневшимися щечками после дневного сна Оксанка пыталась попасть ножкой в неподдающиеся колготы.
– А мы с тобой, Оксанка, маму пойдем встречать с работы! – Данила достал из шкафчика розовые сапожки, пытаясь расстегнуть тугую застежку на детской обувке.
– Я никогда не была у мамы на лаботе. А ты мне сосульку купишь?
– Куплю, малышка, куплю!
– Я – не малышка, я – большая уже!
– Ты – моя умница! – Данила обнял ребенка, застегнул курточку и, взяв за руку, повел на улицу.
Шли они медленно, по пути отметившись на недавно отстроенной детской площадке, где девочка покаталась на качелях. Оксанка тихо напевала какую-то песенку про розового слоненка, который жил рядом с баобабами, и тревожные мысли, окутавшие Данилу, на время отступили. Как было бы здорово, подумалось, чтобы они все втроем летом отправились на Черное море, и купались, и загорали бы, какое было бы счастье! И вдруг, нечаянно обернувшись, Федоров заметил Мазу. «Он ведь специально следил за мной, хотя мы вчера договорились о том, что он подождет еще пять дней! И, конечно же, он не скрывался, он хотел, чтобы я его заметил!»
Как долго шулер шел на приличном расстоянии от них, Данила не знал, но безмятежная беззаботность улетучилась, как утренняя роса при ярком солнце, и так жалко стало ему своих любимых женщин, такая безысходная тоска опоясала душу, что захотелось пнуть со всей силы пень, бог весть каким образом оказавшийся на пути. Данила лупасил по старому трухлявому куску дерева со всей силы, так что вскоре с виду крепкий еще пень превратился в труху.
– Даня, ты злой?
– Да, Оксанка, я – злой, но маме об этом мы не скажем.
Пойдем!
– Случилось чего? – встревожилась Маринка от неожиданного сюрприза у прилавка магазина в виде Данилы с Оксанкой.
– Нет, всё нормально, нам бы сосульку! – широко улыбнулся Федоров. – Мы тебя встречать пришли!
– А что так? Я уже и подзабыла, как это бывает! – с иронией парировала Марина, доставая с верхней полки длинную конфету сосульку, завернутую в полосатый целлофан.
– Не волнуйся, я всё исправлю, вот увидишь!
– Еще бы знать, как!
– Давай прогуляемся, как раньше? Всё будет как раньше, я уверен!
По дороге домой Федоров наконец решился на разговор:
– Может, конечно, поздновато, но всё же я хочу сказать тебе: у меня неприятности…
– Об этом и говорить не надо, и так всё понятно, и не только мне.
– А кому еще?
– Матери твоей, думаешь, она не замечает твоей подавленности?
Ты же все время молчишь о чем-то…
– Да, Маринка, я проиграл в карты крупную сумму.
– Сколько?
– 1200 рублей…
– Вот это да! Год пахать надо!
– Ты понимаешь, как-то всё так незаметно получилось. Сначала шампанское, разговоры о романтике, красивой жизни, и меня потянуло к нему, ты его не знаешь, мы с ним учились когда-то вместе.
– Кажется, его зовут Никитой?
– Да, теперь у него кличка Маза. Он попросил помочь, поиграть в одни руки.
– Я правильно понимаю, что ты подыгрывал этому шулеру какую-то жертву обвести вокруг пальца?
– Ну да… Только Маза посчитал, что не только Гарик ему должен, но и я. Но это же нечестно!
– А помогать нахлобучить Гарика было честно? Даня, о чем ты?
И что теперь?
– Он требует
